По линиям Васильевского острова: от Кадетской до Третьей

Васильевский остров удивительно спроектирован – кажется, ничего подобного нет не только в Петербурге, но и вообще в России. Остров пересекают три проспекта – незамысловато названные Большим, Средним и Малым – а перпендикулярно им расположены 29 линий. И если проспекты своим шумом и оживленностью похожи на все остальные крупные магистрали города, то на линиях Васильевского острова до сих пор сохраняется удивительная «островная» атмосфера, которая была почти такой же и сто лет назад. Пожалуй, линии В.О. – самые мало изменившиеся за советское время улицы северной столицы, и именно там можно поймать дух «старого Петербурга».

Линии Васильевского острова – это, по большому счету, все, что осталось от плана Петра I создать на острове город, похожий на Амстердам. По замыслу Петра нынешние линии должны были стать каналами; причем в условиях Северной войны, которая тогда была в разгаре, эти каналы должны были быть спроектированы так, что можно было бы, открыв шлюзы, быстро затопить уже захваченные неприятелем укрепления. При этом каналы должны были быть настолько глубокими, чтобы принимать даже самые большие морские суда. Проект «нового Амстердама» разработал великий Трезини.

Но Петр совершил ошибку, поручив строительство каналов первому губернатору Петербурга Меншикову. Он замысел Петра не разделял и, не осмеливаясь высказать это прямо, потихоньку его саботировал. Так, он сделал каналы гораздо уже, чем в Амстердаме – одна лодка еще бы прошла, а вот две уже бы не разошлись. Согласно легенде, Петр лично измерил по карте ширину амстердамских каналов и понял, что исправить уже ничего невозможно – после чего, придя в ярость, дубинкой избил своего фаворита, а каналы приказал засыпать. Но как-то руки не дошли, что ли. 

Впоследствии каналы зарастали тиной, местные жители сбрасывали в них нечистоты и мусор, Васильевский остров стал напоминать одну большую свалку, и по велению Екатерины II каналы были наконец засыпаны. В память о них остались только названия линий.

Впрочем, со временем стало ясно, что идея с «новым Амстердамом» все равно была обречена на провал. Во-первых, в стране, где реки и каналы полгода в году скованы льдом, весь замысел все равно терял смысл. Во-вторых, во время ежегодных наводнений Васильевский остров «благодаря» каналам почти целиком оказывался бы под водой.

Кадетская и первая линии

Кадетская (в прошлом Съездовская) и 1-я линии – ближайшие к Стрелке линии Васильевского острова. Они пролегают между двух набережных – Университетской и набережной Макарова, между Большой и Малой Невой, а конец линий переходит в Тучков мост.

В XVIII веке первая линия была западной границей меншиковской усадьбы. Как раз на этом месте находился огромный сад с крытыми аллеями, прудами, фонтанами, лабиринтами и рощами. Сад был роскошен: в его теплицах росли ананасы, а скульптуры, украшающие аллеи, были выписаны из Италии (часть из них впоследствии перенесли в Летний сад – вместе с 250 липами). Правда, после того как владелец усадьбы отправился в ссылку, имение пришло в упадок, и часть территории занял кадетский плац. Кстати, много лет спустя на нем был дан первый в России официальный футбольный матч. Играли русская команда «Санкт-Петербургского кружка любителей спорта» и команда англичан «Василеостровский кружок футболистов»; англичане победили «всухую» - 6:0. Но это случилось уже в 1897 году.

Вообще-то, Кадетская и Первая линии Васильевского соединили творчество архитекторов Петербурга разных эпох и направлений, при этом не нарушив целостности облика улиц. Здесь оставляли свой след Иоганн Готфрид Шедель и Джузеппе Трезини, Ф. И. Руска и А. А. Михайлов 2-й, В. П. Стасов и А. П. Брюллов, Ф. И. Нестеров и Ю. Ф. Бруни, Ф. И. Лидваль и Л. Л. Бонштед.

Дома стоят на Кадетской и Первой, тесно прижавшись друг к другу, по ширине своей повторяя участки, где находились их предшественники. Стандартный размер: пять-семь окон по фасаду — больше — значит при перестройке использовано два или даже три участка. Уже будучи многократно обновленными, они при этом часто сохраняют черты эпохи, имеют свое, особое «выражение лица», а главное — не нарушают эстетического восприятия архитектурного ансамбля улицы в целом.

Вот, хотя бы, один пример. В 1890 году архитектором Юлием Бруни перестраивался и надстраивался двухэтажный особняк у Румянцевского сквера на Первой линии, 2. Сорока годами раньше Николаем Беккером перестраивался здесь и дом №18 — это угол Большого проспекта, где находился ранее дом работы известного архитектора Адамини. Дома перестраивались в доходные. Середина и особенно 3-я четверть XIX века превращала постройки для именитых, — купеческие или дворянские, но для одной семьи, — в многоквартирные дома, которые следовало сдавать внаем. Они становились объемнее, по-своему наряднее и, как правило, подрастали в этажах. Но, обратите внимание, не нарушая при этом Указа 1844 года, по которому нельзя было строить здания выше 11 саженей (23,4 метра). И эта особенность, а еще во многом сама архитектурная стилистика обновлений сохранили для нас в какой-то степени и облик соседствующих с относительно молодыми зданиями безвестных выходцев из петровской и екатерининской эпох. И потому так трогательно, так «по уютному», на месте, смотрятся сегодня «старички» на отрезке Первой линии между «обновленными» Бруни и Беккером домами № 2 и № 18. Это и дом №8, где жил когда-то баснописец Иван Крылов, и дом №12, которым владел знаменитый автор «Плана Столичного города Петербурга» картограф Федор Шуберт, и дом-гномик всего в четыре окна по фасаду, где обитал прославленный творец памятника Суворову, скульптор Михаил Козловский…

Та же картина и на Кадетской. Бывшие особняки ничуть не теряют своей прелести в компании «новоселов» середины и конца XIX века. Что же касается века XX, то он тоже не слишком-то нарушил архитектурный ритм этих улиц. «Шестиэтажки» Антония Носалевича (Первая, 42) и Максима Переулочного (Первая, 26) меняют выражение их лиц не более, чем чуть поднятые в удивлении брови.

(с) Виктор Бузинов, «Десять прогулок по Васильевскому»

Главное украшение улицы – Церковь Святой великомученицы Екатерины. Церковь существовала еще с середины XVIII века, но считалась «оспенной» - здесь молились больные оспой, поэтому остальные прихожане старались обходить храм стороной. В начале XIX века церковь сгорела, и на «очистившемся» месте на деньги прихожан построили новый храм. Купол церкви, увенчанный ангелом, виден далеко за пределами Васильевского острова, а построенная позже колокольня и вовсе стала самым высоким строением на острове – целых 58 м. В советское время здание, к счастью, сохранилось, а с 1996 года церковь даже снова стала действующей – она открыта ежедневно с 9:00 до 19:00.

Вторая и третья линии

2-я и 3-я линии появились на Васильевском острове одними из первых, вместе с 1-й и Кадетской, и тоже были сразу проложены от Большой Невы к Малой. Правда, в отличие от Кадетской и 1-й, эти линии не были парадными и первоначально застраивались деревянными постройками.

Первыми знаменитыми жильцами улицы стали прадед Пушкина Абрам Петрович Ганнибал и Михаил Васильевич Ломоносов, живший в знаменитом «Боновом доме». Дом был построен еще в первой половине XVIII века, а в 1748 году здесь для Ломоносова организовали первую в Россию химическую лабораторию, где ученый пытался найти способ приготовления фарфора. К сожалению, уже в 1930-х годах часть дома была сломана, а в блокаду его целиком разобрали на дрова. Сейчас на этом месте школа (2-я линия, №43).

На пересечении 3-й линии и Среднего проекта стоит церковь в готическом стиле, издали бросающаяся в глаза. Это лютеранская церковь Святого Михаила – одна из крупнейших лютеранских церквей Петербурга (к 1909 году ее приход насчитывал 2000 человек). В советское время здесь размещали то склад табачной фабрики, то завод «Спорт», но в начале девяностых храм вернули верующим.

Ближе к Университетской набережной Большой Невы между 1-й и 2-й линиями разбит Румянцевский сад. Он был открыт в 1866-м году по инициативе и на средства купца С.Ф. Соловьева, сибирского золотопромышленника, жившего в доме 1/3 по 2-й линии. Работы обошлись Соловьеву в 25000 рублей: были разбиты аллеи, установлены мраморные вазы, в ограду был встроен музыкальный павильон, а в центре находились два фонтана. Сюда же с Марсова поля перенесли обелиск «Румянцева победам», созданный в 1799 году по указу Екатерины II в честь побед в русско-турецкой войне под командованием Румянцева.

Российские газеты называли Румянцевский сквер лучшим из всех петербургских скверов. Так, газета «Русский инвалид» 25 июня 1867 года писала о том, что сквер этот «…достоин любой из европейских столиц. Все в нем, начиная от прекрасной решетки до последней скамейки, так хорошо, что, кажется, не остается желать ничего лучшего».

Соловьевским сад островитяне называли в память о сибирском золотопромышленнике, купце I гильдии С.Ф. Соловьеве, который не только жил по соседству в доме 1/3 по Второй линии, но и преподнес городу дорогой подарок, устроив на месте пыльного плаца шикарный сквер. О том, чтобы саду было дано имя Соловьева, ратовали депутаты городской думы. Член городской Управы И.П. Медведев в уже упомянутой мною книге «Описание древесных насаждений г. С.-Петербурга» делает на этот счет пояснение: «На присвоение этому саду (не скверу, а саду. — В.Б.) названия Соловьевский не последовало высочайшего соизволения, и сад наименован Румянцевским».

(с) Виктор Бузинов, «Десять прогулок по Васильевскому»